Михаил ШТЕЙНБЕРГ

Четвёртый адрес Мандельштама

    Весной 1935 года Мандельштамы выехали из дома Вдовина (в «яме», на «важных огородах»), поэтому четвёртым адресом Осипа Мандельштама в Воронеже стал двухэтажный дом на проспекте Революции.
    Вспоминает Надежда Яковлевна Мандельштам:

    Следующая комната — мы занимали её с апреля 35-го по февраль 36 года — находилась в центре, в бывшей меблирашке, где ютился всякий сброд. Несколько раз в доме бывали ночные облавы — искали самогонщиков. Молоденькая соседка, проститутка, обожала О. М. за то, что он кланялся ей на улице, и вечно прибегала к нам с ведром — вымыть пол, но денег ни за что не брала: «Я вам по дружбе»… Заходила пожаловаться на жизнь старуха еврейка, растившая трёх маленьких внуков. Наш хозяин взялся сжить её со свету и писал, куда следует, доносы, обвиняя её в проституции. Старуха оправдывалась возрастом — кому она такая нужна? — и размером комнаты, где внуки спали вповалку.
    Наше счастье, что доносчики писали что попало, нисколько не заботясь о правдоподобии, а вплоть до 37 года оно всё-таки требовалось, пока в прессе не появились статьи, рекомендующие сообщать властям о разговорах, которые ведут соседи. Донос больше всего, в сущности, отражает уровень доносчика, иллюстрируя, на какие взлёты способно его воображение. Второй воронежский хозяин занимал низшую ступень на этой лестнице. Однажды нас вызвали в приёмную МГБ и показали один из его доносов на нас, предложив написать объяснение. Там было сказано, что ночью нас посетил какой-то подозрительный тип, и из нашей комнаты послышалась стрельба. Первая часть доноса ещё могла бы сойти, но вторая всё погубила. Ночной посетитель, Яхонтов, афиши о выступлении которого были развешаны по всему городу, подтвердил, что просидел у нас до утра. На этом дело и кончилось.
    Самый факт вызова по поводу доноса показывал, что его не собираются использовать. Такое случалось со мной и после 37 года, правда, когда Ежова уже сняли, и террор пошёл на убыль. <...>
    Воронежский квартирный хозяин, которому по ночам мерещилась стрельба, свою письменную деятельность зазорной не считал. Вероятно, он чувствовал себя полезным членом общества, охранителем порядка. В чем заключалась его служба, понять было нелегко. О ней он молчал, и мы предпочитали не спрашивать. Называл он себя «агентом» и постоянно выезжал в район «по делам коллективизации». Во всяком случае, он был мельчайшей сошкой, но и такие подбирались достаточно тщательно.
    Жена «агента», молоденькая, почти девочка, которую он «взял за себя», чтобы избавить от тяжкой участи раскулаченной семьи, сдала комнату без его ведома во время одной из его длительных отлучек «по делам коллективизации». Сама она переехала в проходную кухню, а деньги отправила родителям. Муж получил на свою шею жильцов и никакой выгоды. Жена, хоть и «спасённая» этим рыцарем, крепко держала его в руках. Судя по их разговорам, она кое-что про него знала, что даже в те жестокие времена не сошло бы с рук. В глаза и за глаза она называла его традиционным именем «Ирод», а когда она осыпала его отборной бранью, он робко поджимал хвост. Но с жильцами он всё же примириться не мог и старался напакостить, как умел. Он заходил к нам в комнату, держа за хвост живую мышь — дом просто кишел всякой нечистью. Вежливый, по-военному подтянутый, он приветствовал нас с порога, а затем говорил: «Разрешите поджарить?» — и шёл прямо к электрической плитке с открытой спиралью. Плитку он презирал, считая её интеллигентской прихотью, одной из буржуазных замашек, с которыми честный советский гражданин должен бороться, как с кулачьём. Рудаков или Калецкий, вечно у нас торчавшие, вступались за мышь, и хозяин, изрядный трус, встретив сопротивление, позорно отступал. Из соседней комнаты доносились его шуточки об интеллигентских нервах: а я их ещё не так припугну — кота зажарю… Замечательно, что он не пил и все свои трюки выполнял в абсолютно трезвом виде. Мышь была его коронным номером.
    Когда О. М. уезжал в Тамбов в санаторий, «агент» выбросил наши вещи из комнаты — их подобрала и сохранила проститутка… Вернувшись, О. М. не знал, куда деваться, и отсиживался в редакции газеты, находившейся в соседнем доме. Оттуда позвонили в известное учреждение, где служил наш хозяин, он же мышеборец и «агент». К вечеру он неожиданно явился в редакцию и сказал: «Возвращайтесь, мне велели не скандалить», и мы поняли, как хорошо жить у сотрудников учреждений с военной дисциплиной. С тех пор «агент» был тише воды, ниже травы… Когда мы нашли новую комнату и выезжали, он сам погрузил наши вещи на извозчика и чуть не крестился от радости: кому бы пришло в голову, что победивший жилец не останется навеки?
    Говорят, что от следующего жильца он избавился в 37 году, но долго пользоваться жилплощадью ему не удалось — его перевели на «внутреннюю работу» в лагерь.

    Про этот дом на проспекте Революции сохранились воспоминания профессора Воронежского государственного медицинского института Анны Андреевны Русановой (1907–1991) «Опалённый поэт»:

    О том, что Мандельштам в Воронеже, я узнала случайно. Мне сказал об этом зашедший к нам в гости участковый врач Воробьёвской больницы Евгений Васильевич Михайлов. Мандельштам оставил доктору свой воронежский адрес и пригласил заходить. После отъезда выяснилось, что Мандельштам забыл полотенце, которое Михайлов и привёз
    Конечно, я вызвалась это полотенце отнести, довольная тем, что есть повод увидеть настоящего поэта и познакомиться с ним.
Я подошла к дому на углу проспекта Революции и улицы 25 октября (дом № 37), где ранее на первом этаже располагалась булочная Тифенталя, а на втором этаже — общежитие мастериц сдобного теста. Булочную национализировали, общежитие, выходившее окнами во двор, отдали под квартиры. Здесь и снимал комнату Мандельштам.
    Поднявшись по узкой лестнице, я постучала в дверь. Взволнованный и даже испуганный голос предложил войти. Я открыла дверь и увидела немного сгорбленного, уже немолодого и не поражающего красотой мужчину, одетого скорее небрежно, чем неряшливо, с неправильно застёгнутыми пуговицами пиджака, в свитере и в шлёпанцах. Он смотрел настороженно и тревожно, был суетлив, напуган. Спросил неприветливо:
    — Что вы здесь ищете?
    Я поздоровалась, представилась и протянула ему полотенце, от которого он отшатнулся, как от огня, и закричал:
— Зачем мне это полотенце? Не знаю никакого Михайлова! Надя! Надя!
    Из соседней двери с необычайной быстротой выскочила женщина, тоже достаточно небрежно одетая. Увидев меня, сразу перешла в наступление:
    — Зачем вы схватили наше полотенце? С какой целью вы им завладели?
    — Да вы забыли его в Воробьёвке...
    — Никакой Воробьёвки я не знаю. Мы там никогда не были! Давайте сюда! — и вырвала полотенце из моих рук.
Решив, что приключений достаточно, что ещё, пожалуй, сведут в милицию, я поспешила уйти. Поспешно закрывая за собой дверь, я услышала: «Зачем ты её впустил? Несомненная шпичка!»
    Желание продолжать знакомство, естественно, пропало.
    Много лет спустя я рассказала об этом случае светлой памяти Наталье Евгеньевне Штемпель. Той самой Наташе, которая, несмотря ни на что, спасла, сохранила и сумела опубликовать «Воронежские тетради». Воистину, рукописи не горят, если доверены таким верным и любящим.
    С Натальей Евгеньевной мы были знакомы почти всю жизнь. С раннего детства она лечилась у моего отца А. Г. Русанова, известного воронежского профессора-хирурга, которого хорошо знала и почитала. Она чрезвычайно огорчилась, узнав о несостоявшемся знакомстве. Очень жалела; что измученный арестом, ссылкой, постоянным надзором и боязнью слежки, Осип Эмильевич был так недоверчив, что в каждом незнакомом человеке видел потенциального шпика и оттолкнул возможного друга.
    Не случись этого, жизнь его в Воронеже могла быть чуточку легче. Мой папа имел огромный авторитет, пользовался любовью и уважением в городе и не раз употреблял своё влияние для помощи обездоленным.
    Кроме того, он был бесстрашным человеком. Имея одиннадцать маленьких детей, не побоялся спрятать от белых еврейскую семью. В годы репрессий у нас не раз находили приют опальные и гонимые: художник Феонин, поэт Грузинов, скульптор Мухина с мужем — профессором Замковым, Нет сомнения, что он помог бы и Мандельштаму, поддержал бы его морально и материально.

(Русанова А. А., Русанова Т. А. Встречи с Ахматовой и Мандельштамом. Воронеж, 1991. С. 4.)
 

Таким образом, залихватская «меблирашка» превращается в общежитие работниц пекарни, при этом даже в максимальном уточнении: «общежитие мастериц сдобного теста». Коренная жительница Воронежа А. А. Русанова не ошиблась! Подтверждение этого мы находим в справочной книге «Весь Воронеж» на 1924–1925 годы (издание «Воронежской Коммуны», тип. газ. «Воронежская Коммуна», 1924 г.), в разделе «Частные предприятия Воронежа времён НЭПа», где в списке «Булочные и пекарни» числится и «бывш. Тифенталь — уг. Пр. Революции и улицы 25-го Октября». В советское время после ликвидации НЭПа второй этаж здания был перепрофилирован под квартиры советского типа.
А теперь — фотографии!

                                                                                                                                                                                                                                              Фото В. Чеховского.
                                                                                                                                                                                                                                              Вероятно, здесь можно прочитать о нём:
                                                                                                                                                                                                                                              http://zrazhevsky.krasno.ru/Oldfotos/Chehovskii.htm

Вот самое раннее изображение этого участка улицы Большой Дворянской, которая стала проспектом Революции, а теперь носит двойное название: проспект Революции / улица Большая Дворянская. Трамвая ещё нет, зато есть рельсы городской конно-железной дороги («конки»), в перспективе виден вагон конки. Двухэтажное здание слева — та самая булочная Тифенталя.

                                                                                                                                                                                                                                              Фото С. Антюфеева

    Проспект Революции. Заканчивается отделка здания Дома связи (построено в 1934 году), автор проекта — архитектор А. С. Гинцберг (Ленинград), идёт строительство Дома книги. Его строительство началось в 1935 году, строительные леса с фасада сняли осенью 1936 года. На этой фотографии Дом книги представлен в той фазе строительства, в которой он был в то время, когда по соседству от него жили супруги Мандельштам. Справа на фото — бывшая булочная Тифенталя.

                                                                                                                                                                                                                                              Фото И. Цырлова

Проспект Революции перед войной, справа — бывшая булочная Тифенталя.

То же самое в другом ракурсе.

Немецкая разведывательная аэрофотосъёмка (выкадровка), здание бывшей булочной Тифенталя сгорело и находится в состоянии «коробки». Видна внутренняя планировка второго этажа, на котором жили супруги Мандельштам в соседстве с агентом-«мышеборцем».

Воронеж освобождён от немецко-фашистских захватчиков! Воины Красной Армии на проспекте Революции, на заднем плане в середине видно здание бывшей булочной Тифенталя.

Проспект Революции. Дом связи и здание бывшей булочной Тифенталя в состоянии «корóбок».

Здание Дома связи восстановлено. Идёт снос здания бывшей булочной Тифенталя, второй этаж уже разобран.

                                                                                                                                                                                                                                              Фото М. Штейнберга

Май 2020 года. Слева на заднем плане виден дом, построенный на этом месте (по современной нумерации дом № 45). Первоначально здесь находился магазин игрушек «Буратино», сейчас здесь расположен магазин «bellё», со стороны улицы 25 Октября — вход в фотостудию и другие сервисные точки.


 

Михаил ШТЕЙНБЕРГ

      Второй адрес Мандельштама

      В гостинице

      В июне 1934 г. О. Э. Мандельштам прибыл в качестве ссыльно-поднадзорного элемента в Воронеж. Этому предшествовали арест в мае, ссылка в Чердынь, ухудшение психического состояния, хлопоты знакомых и, наконец, долгожданные «-12» [1] и — как следствие — разрешение жить в Воронеже.
      Непосредственным поводом для ареста стало написанное осенью 1933 г. Мандельштамом стихотворение
      

      Мы живём, под собою не чуя страны,
      Наши речи за десять шагов не слышны,
     
      А где хватит на полразговорца, —
      Там припомнят кремлёвского горца [2]
      
      Его толстые пальцы, как черви, жирны,
      И слова, как пудовые гири, верны,
      
      Тараканьи смеются усища,
      И сияют его голенища.
      
      А вокруг него сброд толстокожих вождей,
      Он играет услугами полулюдей.
      
      Кто свистит [3], кто мяучит, кто хнычет,
      Он один лишь бабачит и тычет.
      
      Как подковы куёт за указом указ —
      Кому в лоб, кому в бровь, кому в пах, кому в глаз.
      
      Что ни казнь у него, то малина
      И широкая грудь осетина.
      

      Из всех возможных вариантов Мандельштам сам выбрал Воронеж: крупный областной центр относительно недалеко от Москвы — удобно ездить; как отмечают некоторые авторы, не исключено, что какую-то роль сыграл и тот факт, что в 1918–1919 гг. здесь в журнале «Сирена» была напечатана его статья «Утро акмеизма» [4].

Пассажирский вокзал в Воронеже и привокзальная площадь. Сюда летом 1934 г. приехали Мандельштамы.

Гостиница «Центральная» (здание справа) на проспекте Революции.

      В Воронеже они ненадолго поселились на проспекте Революции [5].
      Это первый мандельштамовский адрес города.

      Кое-что о найме жилой площади

      Вторым адресом у Мандельштама был Привокзальный посёлок. В своих «Воспоминаниях» [6] Н. Я. Мандельштам пишет: «Из сыпнотифозного барака О. М. перевёз меня не в гостиницу, а в „свою“ комнату. Он успел снять нам временное помещение — застеклённую терраску в разваливающемся особняке лучшего повара в городе. Дом сохранили в частном владении за заслуги хозяина, который служил шефом в столовой самого что ни на есть закрытого типа. По этому поводу О. М. сказал мне, что наконец-то мы сможем разузнать, кто этот таинственный „закрытый тип“… Дело в том, что летом 33 года мы ездили в Крым. И в Севастополе, и в Феодосии нас не пускали ни в одну столовую, говоря, что она „закрытого типа“. В Старом Крыму оказалась даже парикмахерская „закрытого типа“, и О. М. шутил, что это новый „Канниферштанд“ [7]. От повара мы ничего не узнали о „закрытом Канниферштанде“ — ему было не до шуток. Этот больной, усталый старик, лишенный всякого аппетита, ютился в одной из комнат своего особняка, а в остальных комнатах расселились жильцы, уже давно платившие по ставке. Как собственник, повар должен был производить ремонт за свой счёт, и на лето он сдавал терраску, чтобы хоть как-нибудь свести концы с концами. Он только и мечтал, чтобы дом снесли или объявили жактом, но от подобных развалин всякий разумный Совет откажется с ходу. Последний домовладелец тосковал и разорялся, но всё ещё надеялся стать жактовским жильцом домишки, который пойдет на снос.

Вокзал «Воронеж-1» (1). На заднем плане виден Привокзальный посёлок (2) и район современной фабрики «Работница» (3).

      Воронеж тридцать четвёртого года оказался мрачным, бесхлебным городом. По улицам побирались недовысланные раскулаченные и сбежавшие из колхозов крестьяне. Они торчали у коммерческих хлебных магазинов и протягивали руку. Эти, очевидно, успели уже съесть все сухие корки, захваченные в мешках из родной деревни. В доме у повара жил одичавший от голода старик Митрофан. Старик мечтал устроиться хотя бы в ночные сторожа, но его никуда не брали. Все неудачи он приписывал своему имени: „Раз я Митрофаний, думают, что я церковник, и гонят в шею“. В центре города стоял полуразрушенный собор святого Митрофания, и старик, вероятно, был прав. Когда мы переехали в зимнюю комнату, Митрофан повесился. С нашим отъездом у него кончился последний заработок: он помогал нам искать комнату и приводил старух, занимавшихся своеобразным сводничеством — они знакомили владельцев углов, коек и комнат с потенциальными жильцами. Искать приходилось в покосившихся домишках, оставшихся в частном владении, и у тех, кто сдавал жактовскую площадь. Дело это было незаконное — спекуляция жилплощадью. Хозяева и жильцы заранее ненавидели друг друга. Жильцам хотелось поскорее рассориться с хозяевами и перестать платить в двадцатикратном по сравнению с жактовскими ценами размере. А хозяева, залатав на полученные деньги крышу или сменив венцы, вдруг соображали, за какую чечевичную похлёбку они продали своё первородство, и пугались, что жильцы навеки „останутся на их шее“, то есть завладеют площадью. Этим обычно сдача комнаты и кончалась: прописавшись и прожив положенные несколько месяцев, жилец договаривался с домоуправлением — здесь обычно не обходилось без „смазки“ — и получал собственную „жировку“, то есть право на площадь. Так происходило в жактовских домах, а в частных он просто отказывался выехать, и выселить его судом не удавалось, только платить он переставал. Именно таким образом большинство людей получили оседлость и площадь. Это было, так сказать, естественное перераспределение жилья. Шло оно гораздо интенсивнее, чем изъятие излишков и выдача ордеров, и сопровождалось драмами, скандалами и грудами доносов, с помощью которых и жильцы, и хозяева стремились избавиться друг от друга. Сейчас отношения упорядочились и конфликтам положен конец, потому что комнаты сдаются без прописки: жилец, находящийся на птичьем беспрописочном положении, ни на что претендовать не может. Единственная лазейка для склоки — соседский донос о непрописанном жильце, но начальство стало смотреть на это сквозь пальцы — время переменилось».
      Но, по всей видимости, старый повар был честным человеком и сам страдал от своих жильцов: «В Воронеже хозяева охотнее пускали на свою площадь ссыльных. Над ссыльными всегда висела угроза, что их вышлют в более глухое место, и в случае конфликта хозяин мог приложить к этому руку...» Повар этой возможностью не воспользовался!
      С наступлением холодов с застеклённой террасы пришлось съехать: «…мы получали множество предложений, и О. М. по целым дням бегал смотреть комнаты по всяким трущобам, но нам долго не удавалось вселиться, потому что всюду требовали за год вперёд.
      На летней терраске уже замерзала вода, когда я съездила в Москву и получила перевод [8].»

      «… Где этот дом?»

      А мы не знаем. В мандельштамоведении считается, что место, где стоял особняк старого повара, известно лишь приблизительно. Воронежские краеведы утверждают, в частности, что на этом месте стоит дом № 16, он же № 18, но вот, что мы читаем у В. Л. Гордина [9], который пишет весьма странные вещи: «Первая квартира, которую они сняли, была в привокзальном посёлке недалеко от Брикманского [10] сада. Квартиру, вернее, застеклённую террасу, сдавал старик-повар. Дом не сохранился, и точное его местоположение неизвестно». Странно, что редакторы и составители пропустили в печать это безответственное заявление, ибо получается так, что у Гордина больше вопросов, чем ответов: если точное местоположение дома неизвестно, то — откуда же тогда известно, что этот дом не сохранился? Некоторые авторы утверждают, что дом сгорел в войну [11]. Почему не взорвался?..
      По логике вещей, это был каменный дом с деревянной верандой [12]. Каменные дома, которые горели в войну, восстанавливали потом, что называлось тогда «восстановить из коробки».
      Сейчас дом № 16–18 составляет единое целое. Это длинное строение, которое занимает целый квартал: от улицы Просвещения до Исполкомовского переулка.

Дом № 16–18 по улице Урицкого. Фото автора.

            Ведущий воронежский краевед П. А. Попов в своей книге «Воронеж. История города в названиях улиц» сообщает: «До наших дней на углу улиц Урицкого и Просвещения уцелело одноэтажное здание, в котором размещался исполком Привокзального волостного совета рабочих и крестьянских депутатов (дом № 16/18). Здесь был и отдел народного образования исполкома. В этом же здании в 1919 году работала волостная библиотека, а в двадцатых годах собирались пионеры посёлка» [13]. Всё это, признаться, очень плохо сочетается с неким «особняком» оставленным во владении старого повара, который был, таким образом, премирован за трудовые заслуги.
      Я неоднократно бывал здесь вместе с журналистами Ю. С. Лебедевым и А. Б. Романовским. Вот он, этот квартал, где жили Мандельштамы: сады и глухие заборы частного сектора. Так где же стоял дом, в котором жил опальный поэт?
      Ясно, что где-то здесь…

      Что такое особняк?

      Для начала попробуем разобраться в том, что же такое особняк. Ведь слово это сейчас нельзя назвать общеупотребительным: за годы советской власти оно практически вышло из употребления, ибо при социализме особняки если и строили, то в ограниченном количестве и практически только для партийного начальства.
      Ниже мы дадим под номерами несколько объяснений этого слова.
      1. Классический словарь Д. Н. Ушакова даёт следующее определение: «Благоустроенный городской дом богатого собственника, занимаемый одной семьёй». И приводит пример: «Барские особняки».
      2. Намного подробнее слово «особняк» толкует всезнающая «Wikipedia»: «Особняк — большой, зачастую богато декорированный отдельно стоящий частный дом, иногда дворцового типа. В отличие от загородной виллы, особняк рассчитан на постоянное обитание. Загородный особняк с прилегающими земельными угодьями в дореволюционной России именовался усадьбой.
      В России среди городских особняков дореволюционной постройки преобладают двухэтажные дома или одноэтажные строения с мезонином. Их строили из кирпича либо дерева, затем покрывали штукатуркой.
      <...>
      Французские особняки
      В Париже и других городах Франции с дореволюционных времён отдельно стоящий богатый частный городской дом, как правило, именуется не дворцом (palais), как в других странах, а особняком (hôtel particulier). Типичный парижский особняк от улицы отделяют решётка и двор, за домом располагается сад. Старейшие особняки аристократии и духовенства имеют средневековые черты, основная же их часть датируется XVII–XVIII веками.
      Московские жилые особняки
      Значительное количество жилых особняков сохранилось в историческом центре Москвы (Хамовники, Арбат, Басманный и др.). Особняки конца XIX — начала XX веков сохранились на территории города и вне Садового кольца. Большинство дореволюционных особняков Москвы заняты посольствами, музеями, офисами. Многие московские особняки-усадьбы имеют огороженную территорию, старинные ворота и ограды, также имеющие историческую ценность.
      В XIX веке популярность приобрели дома-особняки европейского типа в стиле классицизма (например, дом Пашкова). Имелись и парадные усадьбы с главным домом, флигелями и парком. Позднее преобладающим стилем стал ампир. Встречаются особняки конца XIX века, в архитектуре которых произошло смешение стилей дворянских усадеб и купеческих домов.
      3. «Особняк» по Ефремовой:
      1) Дом богатого собственника, занимаемый одной семьёй.
      2) (Устар.) Обособленное, расположенное особняком земельное владение.
      3) (Устар.) Уединённое, обособленное от других положение, место. Тот, кто живёт обособленно, не общаясь с другими; необщительный человек, нелюдим.
      4. «Особняк» по Ожегову: «Благоустроенный дом городского типа, предназначенный для одной семьи или для отдельного учреждения».
      Наверное, достаточно.
      У Н. Я. Мандельштам два раза употребляется слово «особняк» и один раз «домишко». Разумеется, это можно понимать так, что разваливающий «особняк» стал «домишкой». Не факт, что речь должна идти именно об особняке, ибо в этом же тексте упоминается некий «сыпнотифозный барак», в то время как Надежда Яковлевна лежала в больнице Сестёр милосердия Красного Креста, которая была не совсем бараком, а точнее — вовсе не бараком, фотографии её интерьеров сохранились. Был ли при ней ещё и барак — не знаю...
      Книги воспоминаний Надежды Яковлевны Мандельштам — отнюдь не научный труд. Все их следует, в известной степени, рассматривать как беллетристику на документальной основе с большим количеством авторского домысла и вымысла. Даже слово «Каннитферштан» написано неправильно. И за другими примерами ходить, что называется, далеко не надо. Так, например, она пишет: «Многие обидятся за упомянутые вскользь „Двенадцать стульев“. Я сама смеялась и смеюсь над разными жульническими эпизодами и ахаю, как это авторы осмелились написать, что Остап Бендер с прочими одесскими жуликами, войдя в писательский вагон, идущий по вновь открытой линии Турксиба, растворился среди своих пишущих собратий и всю дорогу проехал неузнанным и неразоблачённым. Но над „Вороньей слободкой“ смеяться грех. Люди в этом разрушающемся доме, конечно, одичали, и женщины, имевшие хоть какую-нибудь рыночную цену, не могли не удрать от своих мужей. Хоть рыбы и не всегда ищут, где глубже, но всё же разгуливать им по песку не так просто… И легче всего смеяться над тем, кто уже задушен». Совершено очевидно, что эпизоды из романа «Золотой телёнок» в памяти автора по ошибке перешли в «Двенадцать стульев». Непонятно также, кто такие «прочие одесские жулики», ведь из не‑писателей в «писательский вагон» литерного поезда Остап сел, как будто бы один? Вообще, об ошибках и неточностях, которые можно найти в книгах Надежды Яковлевны, написано очень много. Мы же ограничимся одним замечанием: Э. Г. Герштейн упоминает, что свой дом в Калинине Н. Я. Мандельштам в шутку называла «палаццо». Так что не исключено, что воронежский «особняк» (он же «домишко») следует трактовать примерно в каком-то таком же смысле, что и калининское «палаццо».

      Виды Воронежа с большой высоты

      Великую Отечественную войну Воронеж пережил с очень большими потерями. Линия фронта разделила город надвое. Потери жилого фонда превышали 90 % и поэтому нет ничего удивительного в том, что многие здания попросту не сохранились.
       Однако вернёмся к дому № 16–18 по улице Урицкого, который состоит из трёх соединённых между собой фундаментов небольших домов, которые стояли там раньше (сообщение П. А. Попова). Если не упираться в термин «особняк», то в одном из них, может быть, и жили Мандельштамы.
       Ни о каких масштабных фотосъёмках в довоенном Привокзальном посёлке говорить, наверное, не приходится. Это верно и для последующих десятилетий.
      Но! Рядом ведь находится важнейший стратегический объект — железнодорожная станция «Воронеж-1», который во время Великой Отечественной войны представлял собою большую ценность для наступающего противника, поэтому станцию немцы фотографировали много и упорно. Разумеется, на фотографиях должны быть окрестности железной дороги, на них есть ориентиры для штурманов бомбардировочной авиации. Сад генерала Бринкмана расположен очень недалеко от станции и потому вполне мог поспасть на немецкую аэрофотосъёмку.
      Если эта теория правильна, то жилые дома в окрестностях сада должны быть видны.
      Итак!
      Перед нами кадры немецкой аэрофотосъёмки, сделанной в разведывательных целях в годы Великой Отечественной войны. Вот железнодорожный вокзал. Водокачка. Берём немного севернее. Вот! Вот он, Бринкманский сад!!! Есть жилые дома вокруг него! Волнительный момент… Что ж, в очередной момент теория сошлась с практикой.
      Да, у нас на экране фотографии Воронежа, которым уже более 70 лет. Наверное, германская авиация всё-таки опасалась советской ПВО, поэтому аэрофотосъёмка велась с приличной высоты, так что в кадр попадал практически весь центр города. Видно и кое-что из окрестностей.
       Теперь главное — не торопиться. Попробуем помочь нашему читателю правильно сориентироваться на местности, а для этого нужно сориентироваться на местности по современной карте. Что ж, вот план квартала и спутниковая космосъёмка из поисковой системы «Yandex». На карте хорошо виден квартал в районе Бринкманского сада.
 

Старый план Привокзального посёлка в районе Бринкманского сада. Бринкманская улица — сейчас улица Урицкого.

 

Тот же район, фотография со спутника.
Звёздочкой отмечено место, на котором сейчас стоит дом № 16–18.

      С картой города в этом районе мы разобрались, поэтому переходим к спутниковой космосъёмке того же Yandex’а. Вот большой дом № 16–18, в котором совсем ещё недавно был детский сад, а теперь он стал торговой точкой. Очевидно, вместо него на старой фотографии мы должны увидеть три небольших дома. Пожалуйста, вот они!

Немецкая разведывательная аэрофотосъёмка. Второе фото сверху — зимний вид. Звёздочками отмечено место возле дома № 16–18 по современной нумерации.
На нижнем фото справа внизу — «коробка» железнодорожного вокзала.

      Так что же, в одном из них жил Осип Эмильевич Мандельштам?
      Итак, вот этот старый дом, который стоит на трёх старых фундаментах. Возможно, что здесь жили Мандельштамы. Но… При том, впрочем, условии, что мандельштамоведы не ошиблись — и это действительно тот самый дом. Один из трёх? Весь район Бринкманского сада изображён хорошо, поэтому на этих фотографиях мы с вами сейчас в любом случае видим дом, в котором жил Мандельштам. Думаю, что об «особняках» в их классическом варианте речь вести трудно. А место то самое, да!

      А был ли там особняк?

      Воронежские адреса легендарного поэта уже давно занимают умы наших краеведов. Вот фотография из коллекции В. Л. Елецких. Мы с Павлом Поповым узнали на снимке один из домов, которые составили домовладение №16–18 по улице Урицкого. Фото, похоже, 1970-х годов, и может быть, именно в нём жили Мандельштамы?  Исходя из классических определений, особняк — не особняк, но ведь дом-то хороший. И застеклённая веранда есть! Ведь могли же после войны восстановить домовладение в первозданном виде.

«Дом Мандельштама» из коллекции В. Л. Елецких.

       Весной 2016 года я ходил фотографировать длинный дом с двойной нумерацией. Разговорился с местным дядькой. Дядька-то, собственно, думал, что я недвижимостью интересуюсь, но про ссыльного поэта слышал. Согласился, что найти тот самый дом — дело нужное. И рассказал, что недавно приезжала из Москвы телевизионная группа, которая снимала дом этого поэта и... показал этот дом. Это дом № 19 (если не путаю), стоит на противоположной стороне улицы в ряду старых домов, который можно было бы, в принципе, назвать «особняками». Видимо, телевизионная группа искала «особняк»?
      Может быть. Не в этих съёмках дело! В любом случае, здесь сохранилось много старых домов, которые помнят Мандельштама. Этим, не в последнюю очередь, и ценен для нас Привокзальный посёлок — образец старой застройки Воронежа.

Аэрофотосъёмка из архива редакции газеты «Воронежский Курьер».

      Послесловие

      Как говорят газетчики, «пока верстался номер», я нашёл ещё одну фотографию, судя по всему, это советская довоенная аэросъёмка. По-моему, на ней мы видим с фасада те самые три дома, на месте которых стоит тот самый дом № 16–18. Если провести линию между вокзалом (1) и перекрёстком, то всё сходится: если сведения краеведов правильны, то здесь жил Осип Мандельштам.

Дома на углу улиц Урицкого и Просвещения. Искомое место отмечено звёздочкой.

      Но ведь фотография вокзала у нас уже была! Вот, пожалуйста, эти же дома видны и на фотографии вокзала «Воронеж-1»и Привокзального посёлка (см. выше). А самое интересное то, что перед нами одна и та же фотография, только в разном качестве. Первый вариант — это хорошо сделанная репродукция из некоего печатного источника, второй — ближе к оригиналу. Разное качество, разная выкадровка… Бывает и так, что один и тот же снимок можно узнать не сразу.
      Впрочем, на этом наши изыскания ещё не заканчиваются!

      Бонус для любознательного читателя

      Итак, продолжаем. Это третий адрес Мандельштама в Воронеже — дом агронома Вдовина на улице 2-й Линейной (сейчас улица Швейников), та самая знаменитая «яма»:

Это какая улица?
Улица Мандельштама.
Что за фамилия чёртова —
Как её ни вывёртывай,
Криво звучит, а не прямо.
Мало в нём было линейного,
Нрава он не был лилейного,
И потому эта улица
Или, верней, эта яма
Так и зовётся по имени
Этого Мандельштама…
Апрель 1935 г.

      Снова немецкая аэрофотосъемка. Зима. Хорошо виден пешеходный мост через железнодорожную линию, дома видны, к сожалению, плохо.

 Пешеходный мост возле улицы 2-й Линейной.

      Но вот ещё один кадр. Пешеходный мост еле просматривается, но зато неплохо видны окрестные дома, в том числе и в «яме», которые стоят, как известно «на важных огородах».

Дома в «яме»!

      Дом агронома Вдовина сохранился в перестроенном виде. В наши дни сюда часто приходят любители поэзии, журналисты, экскурсанты… Поэтому те, кто здесь был, могут попробовать самостоятельно найти этот дом на фотографии: вот он, я его вижу.
      А сегодня, подводя черту, скажем: мы увидели три адреса О. Э. Мандельштама в Воронеже!

 Андрей ВОРФОЛОМЕЕВ

День демобилизации — 15 декабря,

или две частные судьбы, на фоне глобальных потрясений начала прошлого века

От автора или необходимое предисловие
      Предлагаемая статья была впервые опубликована в июньском номере журнала «Родина» за 2016 год. К сожалению, при этом, она подверглась сокращению и серьезной редакторской правке. Причем — как фактографической, так и стилистической. И хотя я по-прежнему благодарен «Родине» за публикацию, все же, хотелось бы донести до читателя свой материал в авторском варианте. Да и за время, прошедшее с момента написания статьи (апрель 2016), вскрылись некоторые новые факты, который я и внес в первоначальный текст.

      2 (15) декабря 1917 года уроженец села Петровка Павловского уезда Воронежской губернии Георгий (Егор) Семенович Блошенко окончательно демобилизовался из 24‑го запасного пехотного полка. Родившийся 14 (27) апреля 1898 года [1], он принадлежал к тому поколению новобранцев, которые призывались ещё в Русскую императорскую армию, проходили службу в армии Российской буржуазно-демократической республики, а увольнялись уже из «старой» или «дореволюционной» армии. Так и Егор Семенович. 19 февраля (4 марта) 1917 года, пройдя уездную воинскую комиссию, он, согласно записи в «Военном билете» был признан «годным к строевой службе».
      Взбудораженная февральскими событиями армия, в которую попал Е.С. Блошенко, стремительно разлагалась и, в основной своей массе, воевать решительно не желала. И дело здесь отнюдь не в зловредной агитации большевиков (как до сих пор пытаются уверять некоторые, великодержавно настроенные историки). И даже не в печально знаменитом «Приказе № 1 по Петроградскому гарнизону». Нет, всё это лишь видимая часть айсберга. Корень же проблемы, по-моему, заключался в другом. А именно — в слабой организации подготовки резервов для действующей армии. Общеизвестно, что обе революции 1917 года — и февральскую, и октябрьскую, совершили солдаты именно тыловых гарнизонов. И вот тут, винить во всём большевиков или агентов влияния кайзера попросту глупо. Разве они повинны в том, что разбросанные по всей России запасные полки разбухали, порой, до размеров целых дивизий, а собранные там новобранцы месяцами изнывали без дела?
      В этом плане, глубоко характерна резолюция, наложенная начальником учебной команды 90-го пехотного запасного полка на прошение известного русского поэта Велимира (Виктора Владимировича) Хлебникова, с просьбой о скорейшей отправке его на фронт, в составе ближайшей маршевой роты: «Чтобы быть командированным в действующую армию, необходимо иметь хотя бы мало-мальски воинский вид. До обучения и приведения в надлежащий вид о такой чести даже думать нельзя» [2]. И это писалось не в охваченном всплеском патриотизма августе четырнадцатого, а осенью тысяча девятьсот шестнадцатого, когда войска уже начали испытывать серьёзный некомплект личного состава!
      Предположим, что при всей своей гениальности, Хлебников и впрямь был человеком несколько «не от мира сего», органически не переносившим казарменную муштру. Но ведь подобным приёмом пользовались не только многочисленные «уклонисты», но и политические агитаторы всех мастей, под вполне законным предлогом «неготовности», надолго оседавшие в тылу. К примеру, активные участники октябрьского переворота, в рядах 5‑го пулеметного запасного полка, И.Ф. Бакулин и И.А. Громов были призваны в армию ещё в 1916 году и вплоть до октября семнадцатого до передовой так и не добрались [3]. «Рекорд» же здесь, по-видимому, принадлежит другому активисту партии большевиков И.А. Чуеву. Будучи зачисленным в октябре 1916 года в 58‑й пехотный запасный полк, он, потом, без малого год (!) преспокойно обретался в далёком от фронта Воронеже [4].
      Кстати, в свете всего вышеперечисленного, довольно странным выглядит решение военного министерства о призыве в армию всех ссыльных и политически неблагонадёжных. Так, в 92‑м пехотном запасном полку очутился Л.М. Каганович [5], а в 15‑м Сибирском стрелковом запасном полку — И.В. Сталин [6]. В будущем, оба — видные советские партийные деятели. Ведь ясно же, что они отнюдь не укреплением дисциплины в частях занимались! И это при всём при том, что под вывеской «Земгора», и иже с ним, от действительной военной службы освобождались тысячи молодых людей вполне призывного возраста. Но их правительство опасалось трогать, дабы не вызвать нападок Думы и «либеральной прессы». Нет уж! Пусть лучше вчерашние «враги государства» послужат.
      Впрочем, вернёмся к Е.С. Блошенко. 24-й пехотный запасный полк, к 1 января 1917 года, входил в состав 8‑й пехотной запасной бригады и дислоцировался на территории Воронежской губернии [7]. Где именно — пока установить не удалось. Однако уже к августу полк переподчинили управлению 4‑й пехотной запасной бригады и перевели в Мариуполь [8]. Тут его застала Октябрьская революция (или переворот — кому как нравится), которую солдаты встретили, в целом, пассивно. Не было замечено ни одной, мало-мальски значительной, акции — ни в поддержку большевиков, ни в защиту свергнутого Временного правительства. Возможно, это происходило, отчасти, и оттого, что основная солдатская масса, помимо быстротечно менявшейся политической обстановки, подвергалась ещё и мощному давлению со стороны процесса так называемой «украинизации» (официальный термин тех лет). Шутка ли, недавно возникшее правительство Центральной Рады вознамерилось подмять под себя весь русский Юго-Западный фронт! Естественно, далеко не всем такое могло понравиться. Особенно — военнослужащим из центральных областей России. Вместо активного участия в политической жизни Полтавы, они стремились поскорее вернуться на родину. Попал в их число и Егор Семенович Блошенко.

      15 же декабря, но только 1919 года, «неограниченный отпуск» из итальянской армии получил и Сантино Саларди (Santino Salardi) . О боевых действиях на Итальянском фронте первой мировой, мы, в основном, имеет представление лишь из великого романа Эрнеста Хемингуэя «Прощай, оружие!», да из гораздо менее известной повести Ене Йожи Тершански «Приключения карандаша». До сих пор, на русский язык не переведены классические произведения, написанные непосредственными участниками тех событий — «Со мной и с альпийцами» Пьеро Ягиера (Piero Jahier, «Con me e con gli alpini») и «Горы в огне» Луиса Тренкера (Luis Trenker, «Berge in Flammen»). Что же касается собственно исторической литературы, то в ней, с большой охотой, разбирается разгром итальянской армии при Капоретто в октябре-декабре 1917 года. Иногда, впрочем, место уделяется и финальной битве при Витторио-Венето (неизменно, с добавлением уничижительного комментария, о нахождении армии Австро-Венгрии на грани полного распада). Совершенно незаслуженно, по-моему, обходится вниманием чрезвычайно сложный и специфический театр военных действий в Доломитовых Альпах. Ну, и нельзя не упомянуть о сражении на реке Пьяве в июне 1918 года (вторая битва на Пьяве, по терминологии самих итальянцев), когда и был окончательно сломлен боевой дух австро-венгерской армии.
      Во многих из вышеперечисленных событий довелось участвовать и Сантино Саларди. Родившийся 1 ноября 1896 года в городке Сан-Джованни-ин-Персичето, в окрестностях Болоньи [9], он был призван в армию 7 декабря 1915 года и, фактически, уже через неделю (16 декабря) получил назначение в 3 Reggimento genio telegrafisti (можно перевести, как 3‑й полк телеграфной службы) [10]. А если более конкретно — то в его 5‑ю роту, придававшуюся к IX армейскому корпусу 4‑й итальянской армии. Служба в войсках связи давала гораздо больше шансов уцелеть, чем нахождение в штурмовых и пехотных частях. Однако и здесь существовали свои опасности. Особенно, если принять во внимание высокогорный характер войны в Доломитовых Альпах. Так, например, один из товарищей С. Саларди был насмерть поражен разрядом молнии, во время монтажных работ [11]. Другие гибли, срываясь со скал, замерзая в снежных буранах.
      Впрочем, всё это было ничто, по сравнению с паникой и неразберихой, возникшей в результате прорыва немцев и австрийцев у Капоретто. С. Саларди, вместе с солдатом по фамилии Гранзотто, пришлось отступать в отрыве от своих подразделений. Для этого, они «позаимствовали» чей-то бесхозный велосипед и, таким образом, уцелели [12].
      После стабилизации фронта на Пьяве, Сантино Саларди продолжил службу в качестве радиста. Иногда, для более устойчивого приема сигнала, ему приходилось подниматься над горами на пассажирском сиденье самолета. Тогда же С. Саларди освоил и все премудрости аэрофотосъёмки. Война, тем временем, подошла к концу. После заключения перемирия в Вилла-Джусти, Сантино Саларди задержался в армии ещё более чем на год, демобилизовавшись, как уже было выше сказано, 15 декабря 1919.
      Ну и, в заключение, хочется упомянуть о том, что случилось с нашими героями дальше. Сантино Саларди, после возвращения домой, зажил тихой и размеренной жизнью. Увлекался астрономией и радиотехникой, был одним из пионеров фотографии в Сан-Джованни-ин-Персичето. Скончался он 20 февраля 1990 года, в возрасте девяноста четырех лет.
      Гораздо более бурной была последующая жизнь Егора Семеновича Блошенко. Равно, как и всей нашей многострадальной страны. Словно в отместку, за то, что ему так и не довелось побывать на фронте Первой мировой, судьба уготовила ему тяжелое испытание в виде участия в войнах Гражданской и Великой Отечественной. Повторно Е.С. Блошенко был призван 10 мая 1919 года в 6‑й мостостроительный дивизион. Сражался на Южном фронте, против Деникина. Гражданская война для него закончилась 8 февраля 1921 года [13].
      После начала Великой Отечественной, Егор Семенович был вновь мобилизован, сначала в 24‑й рабочий батальон, а затем и в 1413-й отдельный саперный батальон. Участвовал в неудачном наступлении Тимошенко в районе Купянска (Харьковская операция 1942 года), где и попал в плен, вместе со многими тысячами других советских военнослужащих. В Германии Е.С. Блошенко работал на авиационном заводе вплоть до июня 1945 года, после чего был освобождён и, после кратковременного пребывания в 1‑м запасном стрелковом полку, окончательно уволен в запас. На том и закончилась его военная эпопея, начавшаяся ещё в феврале 1917. Вернувшись на родину, Егор Семенович Блошенко перебрался в районный город Павловск, устроился там столяром в артель «Красный кустарь», где и трудился вплоть до выхода на пенсию. Умер он 26 сентября 1993 года, совсем ненамного пережив Сантино Саларди.
      Вот такие две судьбы, эпохи начала XX века. Конечно, ничего героического ни Е.С. Блошенко, ни С. Саларди не совершили. Но жизненный путь их, согласитесь, совершенно типичен для многих и многих «маленьких людей», втянутых в грозный исторический водоворот того времени.

      Огромную признательность автор статьи выражает внукам Е.С. Блошенко и С. Саларди — Сергею Павловичу Блошенко и Джанни Саларди (Gianni Salardi), за любезное разрешение воспользоваться их семейными архивами.
 

Андрей ВОРФОЛОМЕЕВ

ДНЕВНИК СОЛДАТА

      Несколько лет назад, в процессе сбора материалов об участниках Первой Мировой и Гражданской войн, в руки мне попал ряд интереснейших документов из семейного архива старейшего работника почтово-телеграфной конторы города Павловска, Воронежской области, Василия Сергеевича Мерцалова. В их числе было несколько страничек фронтовых записок, посвящённых последним дням войны на территории Австрии. Конечно, здесь нет описаний героических подвигов и ожесточённых сражений. Современным читателям, думаю, заметки эти будут интересны, прежде всего, изображением картин солдатского быта, в чём-то бесхитростного, а в чём-то — практически-сметливого. Ну и, разумеется, любопытны впечатления нашего соотечественника, по прихоти судьбы оказавшегося за границей, да ещё так далеко от родины.
      Однако, прежде чем перейти непосредственно к дневнику, хочется сказать пару слов о самом его авторе. Тем более, что личностью тот был весьма примечательной. Василий Сергеевич Мерцалов родился 26 декабря 1898 (6 января 1899 года) в пригородной слободе Песковатке, ныне это улица Красный Пахарь, в семье крестьянина. О полном образовании его никаких сведений не сохранилось. Известно лишь, что в 1910 году, в возрасте одиннадцати лет, В.С. Мерцалов поступил в городское Высшее начальное четырёхклассное училище, которое и окончил в 1914 году. В ту эпоху дети взрослели очень рано, что наглядно можно наблюдать и на примере судьбы нашего героя. Сразу после окончания училища, в том же грозовом четырнадцатом году, он устраивается учеником в Павловскую почтово-телеграфную контору. По-видимому, освоение новой профессии давалось Василию Сергеевичу достаточно легко. По крайней мере, уже в следующем году он переводится на Воронежский почтамт почтово-телеграфным чиновником 6 разряда.
      Впрочем, проработал В.С. Мерцалов в «столице губернии» недолго. Различные семейные обстоятельства вынудили юношу вернуться в родной город. Здесь он и провёл бòльшую часть своей жизни. И, соответственно, трудился, в основном, в местном отделении связи. На самых различных должностях. Был телеграфистом, счетоводом, кассиром, почтово-телеграфным работником.
      Довелось Василию Сергеевичу побывать и на фронтах Гражданской и Великой Отечественной войн. В октябре 1942 года его, по мобилизации, призвали в действующую армию, в 262‑й стрелковый полк 184‑й стрелковой дивизии. Затем были 173‑й запасной стрелковый полк и 124‑я отдельная армейская штрафная рота. В последнем подразделении, невзирая на весьма примечательное название, В.С. Мерцалов служил писарем, то есть относился к лицам начальствующего состава, а не, собственно, к штрафникам. Воевал он храбро. Помимо составления различных документов и учёта личного состава, приходилось принимать участие и в отражении вражеских атак, и захвате немецких огневых точек. Орден «Красной Звезды» и две медали «За отвагу» яркое тому подтверждение.
      Домой В.С. Мерцалов вернулся в 1946 году, окончательно демобилизовавшись из армии. Нужно было поднимать страну из руин и вновь налаживать мирную жизнь. Надо отметить, что Василий Сергеевич не изменил своей прежней профессии. В последующие несколько лет он работал исполняющим обязанности начальника районной конторы связи, подменным телеграфистом, начальником Большеказинского отделения связи. Любопытно, что выйдя на пенсию, по причине «плохого состояния здоровья», Василий Сергеевич Мерцалов прожил ещё долгую жизнь, скончавшись 13 августа 1995 года в возрасте девяноста шести лет. Многие соседи по улице, до сих пор вспоминают о нём как об интеллигентном и исключительно порядочном человеке. Не лишенном, к тому же, как теперь выяснилось, и литературного дара. Что ярко видно из приведённых ниже заметок:
      
      Австрия. Альпы.
      
      8-го мая 1945 года, остановились у одного богатого австрийца, торговец, в складах у него нашли много продуктов и даже вино и водку. Командир приказал старшине Толбацкому набрать продуктов, нам дали немного водки. Настроение у всех бодрое. Ждём пополнения своей роты. С 26‑го апреля уже не участвуем в боях. В этом населённом пункте имеются 2 завода, вырабатывавших танки, они находятся от нас в 1 километре, у подошвы гор, на берегу горной речки. Здесь же имеется много лагерей для военнопленных, в которых находились пленные русские, французы, англичане, которых освободили наши доблестные войска. Здесь же имеются два больших лагеря с русскими женщинами, угнанными немцами, в большинстве — девушки. Последние стали приходить к нам, беседы проводил с ними агитатор, старший лейтенант Хуцишвили.
      В 23 часа разошлись по квартирам спать. В 3 часа утра послышалась отдаленная стрельба ружейная и автоматная, по тревоге мы собрались к штабу. Командиры стали выяснять обстановку, послали конно-нарочного в штаб полка. В 9 часов утра узнали, что немцы капитулировали. Войне конец. Радости нет конца. Гремит стрельба со всех видов оружия — это салют победы. 10-го справляем тризну, пригласили австрийцев, устроили пир, были русские девушки и дамы. Гуляли два дня.
      12-го выехали далее на запад. 13-го прибыли в местечко Хафендорф. С 14‑го мая и до конца месяца наблюдали движение беженцев, возвращавшихся на свою родину. Идут пленные немцы, много русских, служивших в немецкой армии, их сопровождают наши солдаты. Интересного много. Что делает война. Мы все ждем пополнения. Отдыхаем. Питание отличное.
      11-го июня, в 13 часов дня, наконец покидаем Хафендорф, движемся всей дивизией на восток. Путь предстоит нелегкий и очень длинный, так как в течение 2‑х недель нас подготавливали к переходам, особенное внимание в подготовке обращалось на ноги, раздали памятки, как предохранять ноги в походах, правильно обернуть ноги портянками и т.д. Километров 30 проехали лощиной, после дорога пошла в гору, подъем в гору продолжался часа 2, то есть, примерно, километров на 6–7. Крутые горы, покрытые лесом. В горах имеются хорошие пастбища, жители занимаются скотоводством, в горах видны постройки, пасётся скот. Вечером заехали к одному старику немцу (гросс-бауэру), у него и заночевали. Спали на соломе в комнате, некоторые ушли спать на воздух.
      12.06, хорошо позавтракав (суп с курицей, жареный картофель, горячее молоко, перед завтраком — по 80 граммов спирта), выехали в 11 часов. Проехав несколько низкой местностью, въехали в ущелье между скал. Дорога — камень, сделана искусственно, на дне течет речка — быстрая. Красота, какой я ещё не видел нигде. Кто делал эту дорогу? Много трудов. Глыбы скал нависают над дорогой, которые, кажется, вот-вот обрушатся на тебя и раздавят, как букашку. Что интересно, так все эти горы и даже скалы, поросшие соснами. Казалось бы, что на этих камнях ничего не может расти, здесь же, наоборот, на камнях растут грандиозные сосны. Кое-где в горах пасется скот, тут же на площадках приютились хижины.
      Кое-где встречаются на скалах выгравированные надписи, на вершине горы видна какая-то мачта, на ней колышется от ветра выцветший флажок безвестный. Вершины гор покрыты снегом, у подножья база. Здесь бывали альпинисты.
      Переваливаем через хребет, выезжаем на плато — ровное место. Показался город. Въезжаем в него.
      
      На этой фразе дневник заканчивается. Некоторым дополнением к нему может служить письмо, датированное примерно тем же временем и отправленное Василием Сергеевичем своей дочери из Австрии. Являясь, по сути, сугубо личным, оно, тем не менее, достаточно ярко отображает умонастроения наших бойцов в самом конце войны.
      
      
      Австрия, 6 апреля 1945 г.
      
      Любимая, дорогая дочурка Эличка!
      
      Посылаю тебе бумаги, пиши чаще письма мне. Как жаль, что тебе для учебы нет бумаги и недостает книг.
      Напиши мне про твою поправку по алгебре, её следует хорошенько изучить, почему мама не поможет. Спасибо тебе за письма, их я получил больше всех. Учись лучше, а я постараюсь здесь больше уничтожить гадов-немцев, отомстить за Диму, Юрочку, Витю и других наших славных братьев. Твою просьбу «посадить на штык трех гадов» я перевыполнил. Сейчас отдыхаем, уже даже стрельба еле слышна, мне это кажется даже странным.
      Ожидай, дочурка, скорой победы и нашего свидания. До свиданья. Целую крепко.
      Твой папка В. Мерцалов.
      
      Вот такие бесхитростные и, одновременно, исторически достоверные документы. Особенно впечатляюще выглядит просьба «посадить на штык трёх гадов»! Что ж, недаром древние говорили: «Посеявши ветер — пожнешь бурю».
      
      Автор статьи выражает глубокую признательность внуку В.С. Мерцалова — Сергею Михайловичу Краснову, за любезное разрешение использовать материалы из его семейного архива.
      

Павел ПОПОВ,
кандидат исторических наук, член Союза писателей России, доцент Воронежского государственного архитектурно-строительного университета
      

      ЧЕРВЛЁНЫЙ ЯР НАШЕЛСЯ В ВОРОНЕЖЕ

     Никогда не предполагал, что в XXI веке мне придется оправиться на поиски легендарного урочища, а возможно, и древнерусского городища. По мнению краеведов теперь уже далекого XIX столетия, этот объект имел важное пограничное значение при впадении реки Воронеж в Дон. Но с тех пор урочище (а может, и городище) оказалось всеми забыто.
      Топоним «Червлёный Яр» считается особенно заманчивым для изучения потому, что о нем ведутся долгие споры — уже более ста лет. Сколько было Червлёных Яров: один или много? Какая именно территория или какие территории так назывались? Скрывалась ли под названием «Червлёный Яр» административная область?
      К счастью, у топонимистов нет разночтений по поводу происхождения названия. В отличие от многих забытых слов — таких, как «Воронеж» или «Усмань», древнее славянско-русское обозначение «Червлёный Яр», или «Черленый Яр», не вызывает сомнений: это «красный яр».
      
      Проблема для историков
      Первое упоминание о Червлёном Яре содержится в Никоновской летописи под 1148 годом. Рассказывая о русских междоусобицах, летопись сообщает о похождениях князя Глеба Юрьевича, сына Юрия Долгорукого. Он «поиде к Рязани, и сняся с великим князем Святославом Олговичем, и шедше взяша град Куреск», а позже «иде к Резани, и быв во градех Черленаго Яру и на Велицей Вороне, и паки возвратися к Черниговским князем на помощь» 1.
      Где же были и не были «грады Червлёного Яра»? Не следует спешить с однозначным ответом, ибо вопрос остается многолетним камнем преткновения.
      Известный исторический топоним вновь всплывает в рукописных документах XIV века, когда в Золотой Орде существовала православная Сарайская епархия со столицей в Сарае. Постоянно возникала необходимость разграничения территорий между этой епархией, учрежденной в XIII веке, и прилегавшей к ней с северо-запада Рязанской епархией. Сохранилась грамота периода 1334–1353 годов, в которой митрополит всея Руси Феогност обращается «к баскаком и к сотником, и к игуменом и попом, и ко всем крестьяном (то есть христианам — П.П.) Червлёного Яру, и ко всем городом, по Великую Ворону» и включает указанную спорную территорию в Рязанскую епархию 2. Воронежский краевед С.Н. Введенский приближенно датировал грамоту 1840‑ми годами.
      Тот же вопрос решал в своей грамоте следующий митрополит Алексей, занявший пост в 1353 году. Он обратился «к всем крестьяном, обретающимся в пределе Червлёного Яру, и по караулом возле Хопор, по Дону» и далее сообщал «о том же переделе, по Великую Ворону возле Хопор, по Дону, по караулом» 3.
      В другом списке в обеих грамотах вместо «Червленого» написано «Черленого».
      Объект под названием «Червлёный Яр» («Черленый Яр») упоминается также в широко известном историческом источнике — в «Хождении Пименовом в Царьгад». Там перечисляются места, виденные митрополитом Пименом и его спутниками в 1389 году. Расширенная редакция «Хождения» включена в Никоновскую летопись. После описаний событий, происходивших при устье реки Воронежа, упоминаются Тихая Сосна и «столпы камены белы». Далее записано, что «таже минухом» (тогда же минули) «и Черленый Яр реку, и Бетюк реку, и Похорь реку» 4. «Столпы» — это явно нынешнее Дивногорье, Бетюк — Битюг, Похорь — Хопёр. Но сразу замечу, что «река» и «яр» (то есть обрыв) — различные географические термины. В древности гидроним «река Черленый Яр» не мог существовать в принципе. Поэтому я соглашусь с теми историками, которые видят в такой редакции «Хождения Пименова» явные поздние приписки. Тем не менее, большинство исследователей вычисляют по этому тексту место Червлёного Яра, следуя порядку перечислению рек. Одни отождествляют Яр с рекой Икорец, что заведомо неверно, другие локализуют Яр в районе нынешней реки Икорец...
      В целом историки сломали немало копий, выясняя, где находился Червлёный Яр. Постепенно пришло понимание того, что топоним употреблялся явно по отношению к различным географическим точкам. Но затем дискуссия перешла в другое русло. Решив, что в свете митрополичьих грамот XIV века Червлёным Яром называлась целая пограничная область на краю Русского государства, историки стали выяснять: как можно охарактеризовать население и административное устройство этой загадочной области?
      Сейчас в научной литературе наиболее устоялась версия (она отражена и в «Воронежской энциклопедии» 2008 года), что Червлёный Яр — не отдельное урочище или отдельные урочища, а территория в междуречье Дона и Хопра. Еще в XIX веке такое мнение высказал историк Д.И. Иловайский 5. В 1987 году с ним фактически согласился исследователь А.А. Шенников, указав на «обширный район», с востока ограниченный Вороной и далее нижним течением Хопра, до его впадения в Дон 6. Были, однако, различные противники такой локализации Яра.
      Достаточно удачный краткий обзор различных версий сделан в современной статье воронежского краеведа С.Н. Подлесных 7. А археолог М.В. Цыбин создал обстоятельный археологический комментарий к грамотам Феогноста и Алексея: где расположены поселения и могильники с русской и золотоордынской керамикой. Однако комментарий ограничивается только районом ПриХопёрья 8. Историки вправе продолжать ломать головы по поводу «населения Червлёного Яра»...
      Доныне пользуется большой популярностью работа А.А. Шенникова. Действительно, она обладает хорошей и подробной исторической аналитичностью. В ней же отчетливо названы различные географические точки под названием «Червлёный Яр», в том числе и при устье реки Воронеж. Однако, на мой взгляд, напрасно остается не доказанным или не отвергнутым один из генеральных постулатов: почему из существования отдельных Червлёных Яров делается вывод о том, что была общая географическая или административная область Червлёный Яр?
      И почему так же односторонне расцениваются грамоты митрополитов? Я призываю вчитаться в них читателей. Как ни стараешься увидеть упоминание о некоей области, объединенной единым топонимом, — его нет. Скорее, союз «и» после слов «Червлёного Яру» должен означать, что одни христиане жили в Червлёном Яру, другие — в городах вплоть до реки Великой Вороны (нынешней Вороны) или, в иной интерпретации, в пределе территории до караульных пунктов в районе Хопра и Дона. (Запятые вольны расставлять публикаторы документов.) Тогда получается, что в митрополичьих грамотах побережье Вороны или Хопра не названо Червлёным Яром — топоним относится только к противоположной, западной точке территории.
      Выскажу здесь собственное мнение: данный вопрос слишком усложняется! Прежде всего, Червлёный яр — природно-географический топоним, означающий яр (крутой высокий берег, обрыв, склон прибрежного холма) с выходом на поверхность красной глины или суглинка 9. Точнее было бы сказать: глины красно-коричневой, или бурой, но, как видно, в раннем средневековье такие цветовые оттенки еще не отражались в топонимии. Древнеславянское, с точки зрения лингвистики, происхождение слова «Червлёный» 10 подтверждает, что перед нами — топоним, повторённый в средневековье славянскими переселенцами наряду со словами «Воронеж», «Усмань» и другими подобными. Только повторения топонима на обширной территории, скорее всего, произошли не одновременно с возникновением термина «Воронеж». Но они свидетельствуют о типичности названия — о том, что Червлёными Ярами повсеместно именовали характерные «красные» обрывы, образовавшиеся, как правило, из-за осыпания крутых речных берегов.
      А скажите, как могло случиться, что название «Червлёный Яр» якобы было дано не одному обрывистому урочищу или локальному району урочища, а обширной ландшафтной полосе в Прихопёрье — с речными руслами, неоголёнными возвышенностями и оврагами? Ответа нет, а без него все надуманные версии рушатся.
      При этом у меня не возникает никаких возражений против объединения населения, жившего на нескольких реках, даже разных этнических групп, в одну историческую территориальную популяцию.
      Это тот случай, когда топонимика обязана стоять на службе истории. Увы, вынужден констатировать, что здесь она — не стоит.
      А.А. Шенников поддерживает мнение о том, что в Никоновской летописи допущена «фальсификация». Будто бы под 1148 годом в позднее время вписано «недостоверное» сообщение, призванное подчеркнуть значение Рязанского княжества: приписать ему земли, в действительности не являвшиеся исконными территориями 11. Но не слишком ли категоричны термины: «фальсификация», «недостоверное»? Считаю, что оснований для них нет. Неизвестное — еще не значит, что неверное.
      Да, в других летописях нет упоминаний о Червлёном Яре. Но Никоновская летопись во всём — более подробная.
      Да, в летописи повторена топонимическая терминология из митрополичьих грамот. И, возможно, эта поздняя терминология была намеренно приписана в летопись для того, чтобы текст стал более понятен современникам. Но и это еще не означает фальсификации.
      А.А. Шенников вслед за своими единомышленниками недоумевает: зачем князю Глебу Юрьевичу посещать местность в Прихопёрье, которая находилась за пределами Рязанского княжества и очень далеко от района междоусобиц? И действительно, зачем? Но, во-первых, в тексте летописи касательно 1148 года нет слов о Хопре («Хапорть» упоминается там в 1155 году без Червлёного Яра), а это очень существенно. Во-вторых, мы не знаем текста первоисточника, откуда были позаимствованы сведения о 1148 годе. Летописец мог как-то изменить первоисточник, повторю, не с целью фальсификации...
      
      Находка конца XIX-го и... начала XXI‑го
      В начале 1890‑х годов воронежские краеведы Е.Л. Марков и Л.Б. Вейнберг с помощью рыбаков нашли Червлёный Яр там, где, на мой взгляд, его и предстояло найти в первую очередь: при устье реки Воронеж — в бывшей пограничной местности, примыкавшей к Рязанскому княжеству.
      Оказалось, что в конце XIX века легендарное название еще употреблялось местным населением по отношению к труднодоступному урочищу, защищенному с двух сторон речными поймами, с их озерами и лесными зарослями. Урочище простиралось примерно на полторы версты «по левому берегу Воронежа до самого Жировского леса, против которого он впадает в Дон». Далее Евгений Марков писал: «Червлёный Яр есть единственная возвышенная и трудно доступная точка на левом берегу реки Воронежа; будучи при самом устье его, почти на берегу Дона, он является своего рода природным оплотом для охраны этого места слияния двух больших рек <...> В Червлёном Яру удобная пристань счастливо соединялась с необыкновенным удобством для крепости. Он служил с одной стороны воротами в реку Воронеж и серьезною преградою для судов, плывущих по Дону, который в этом месте делает крутой поворот».
      Обратившись к письменным упоминаниям о Червлёном Яру, Марков однозначно отождествил найденный Яр с теми самыми урочищами, которые упоминаются в Никоновской летописи и в грамотах митрополитов Феогноста и Алексея. И сделал вывод: «Вследствие этого пограничного значения своего «Червлёный Яр» был хорошо известен в древней Руси» 12.
      Так называемая «Дозорная книга» 1615 года, в которой присутствует описание окрестностей города Воронежа, несколько раз называет Червлёный Яр в точности на том же месте. Так, к городской церкви Царевича Дмитрия был приписан «за рекою за Доном, на Крымской стороне порозжей Устенский луг на пашню против Черленого яру лучко и лес с полянки вниз по Дону». Пушкарям и затинщикам отвели для сенных покосов «за рекою за Воронежом у реки у Дону на Ногайской стороне от Черленово яру, вниз по Дону в лесу полянки по Погоново озеро» 13. Подчеркну, что подробные характерные ориентиры: Устенский (то есть находящийся при устье) луг, Погоново озеро и другие — делают привязку к местности абсолютно точной и однозначной, не абстрактной, как в летописи или грамотах. Поэтому в географической правильности находки Маркова и Вейнберга сомневаться не приходится.
      Рисунок изысканно живописной обрывистой горы, выполненный с натуры Е.Л. Марковым и перечерченный пером художника Л.Г. Соловьева, воспроизведен в уникальном альбомном очерке Л.Б. Вейнберга «Очерк замечательнейших древностей Воронежской губернии» 14. Там же Вейнберг сделал исторические и географические выкладки, подобные выкладкам Маркова (лишь с небольшими отличиями). Он тоже считал, что удалось найти именно тот Яр, который уже имел российскую известность по старорусским документам. По поводу высоты обрыва Вейнберг уточнял, что Червлёный яр «представляет собою исключение как случайность, почти нигде более на левом берегу не повторяющаяся, ибо все реки бассейна Дона имеют правый берег возвышенный, а левый низменный <...> Эта довольно отвесная возвышенность состоит из двух пластов, нижнего — глины и верхнего песка, с прослойками разноцветной глины, преимущественно темно-красного цвета <...> С некоторой высоты <...> сочатся струями родники, сбегающие в реку...» 15. Добавлю, что такая ландшафтная редкость — «случайная» гора на низком берегу — случилась, конечно же, из-за слияния двух рек и их изгибов.
      В конце XIX века оба краеведа еще различали на горе Червлёного Яра оборонительный вал, присущий городищам. В описании Маркова: «...К самому обрыву над пристанью, однако, еще заметны искусственные насыпи, образующие собою полукруглый земляной вал. Это, без сомнения, место древних укреплений Червлёного Яра» 16. По словам Вейнберга, «там и сям песок скреплен правильными четырехугольными валами и террасами, очевидно, военного происхождения» 17. Других остатков древних культур они не смогли найти из-за сильных песчаных наносов со стороны степи. У первых энтузиастов совершенно не было возможностей для организации полноценных раскопок.
      Характерно, что в позднем средневековье и далее в XIX веке воронежцы называли Червлёный Яр также Чермным Яром, или Чёрным Яром, видоизменяя древнее забытое слово. Но они не совершали географической ошибки: «чёрмный» — синоним слова «Червлёный», а топоним «Чёрный яр» стал привычно для своего времени указывать на чернолесье, начинавшееся от устья реки Воронеж. Л.Б. Вейнберг заметил также, что прибрежные жители употребляли название «Червонный яр», явно производное от «Червлёный»...
      Отправляясь на поиски этого легендарного места, я взял в спутники своих друзей-краеведов — журналиста пресс-службы Воронежского государственного университета Михаила Штейнберга и заведующую отделом Областного краеведческого музея Лилию Сотникову. И мы на удивление быстро нашли Червлёный Яр! Сначала посмотрели, как выглядит район впадения Воронежа в Дон на спутниковой карте. Сопоставили изображение с описаниями Маркова и Вейнберга и с рисунком Маркова и Соловьева, нашли характерный изгиб реки Воронеж и рядом с ним — единственную продолговатую левобережную возвышенность. Только она может быть прежним Червлёным Яром. Боялись, что сюда нет подъезда из-за устьевых болот, зарослей или каких-либо других природных преград: ведь в описаниях XIX века Яр представал совершенно недоступным урочищем, куда знали дорогу только рыбаки в лодках. Но на современной карте были приличные грунтовые дороги. Таковыми они оказались и в действительности.
      Правда, на нужную дорогу попали не сразу. Только потом выяснили, что, переехав по плотине Воронежского водохранилища с правого берега на левый, надо было сразу повернуть направо — и двигаться у самого края реки Воронеж, которая ниже плотины вновь становится рекой. Но мы решили, что лучшие дороги ведут через бывшее село Семилукские Выселки, и завернули туда, а миновав село, увидели ужасную картину: выгоревшие леса, пустынные песчаные просеки и щиты с устрашающими надписями: «Проезда нет. Опасно для жизни!», «Стой! Стреляют». Впоследствии узнали, что здесь несколько лет назад гремели военные учения. Потом их разумно прекратили, даровав нормальную жизнь окраинным жителям города. Но многие автомобилисты, читая сохранившиеся угрозы, поворачивают назад. И мои друзья уговорили меня скорректировать путь. Что ж, прижавшись к краю пожарища, мы гораздо быстрее подъехали к нужному месту, хотя и не со стороны реки, а сзади горы.
      Оказалось, что урочище Червлёный Яр (вновь даруем ему историческое имя) ныне входит в черту города: оно расположено на территории Левобережного района, примерно в 500 метрах от впадения Воронежа в Дон. Пологая возвышенность вытянута около берега Воронежа и делает северный изгиб, следуя за береговой линией. Возвышенность занята дачами садового товарищества «Гигиенист». Она выглядит более низкой, менее презентабельной в сравнении с горой, изображенной Марковым и Соловьевым.
      Возможно, по прошествии 125 лет возвышенность несколько осела, а частично оказалась подмытой рекой или разрушенной другими силами природы. Но, может быть, Е.Л. Марков еще в начале 1890‑х годов нарочито преувеличил мощь горы, дабы подчеркнуть значение Яра для читателей? Тем не менее, Яр вполне узнаваем на местности. И река делает возле него все те же два плавных поворота, завершаясь изысканной излучиной перед самым устьем. Излучина, прижавшаяся к левому берегу, осталась участком коренного русла. К северу от излучины широко раскинулась пойма реки, и в этой стороне в полутора километрах от Червлёного Яра видна оконечность высокого правого берега — с многоэтажными домами микрорайона Шилово.
      К нашей радости, полкилометра от Червлёного Яра до самого Дона тоже оказались проезжими вдоль Воронежа. Здесь давно нет «чёрных лесов» (лиственных, с чёрными стволами), росших в глубокой древности. Теперь местность заросла пришлым, «сорным» американским кленом. Дорога — далеко не из лучших: большие ямы, коварные пеньки срубленного кустарника. Все же в сухую погоду «Нива» мигом пробралась к Дону.
      Ради этого впечатляющего зрелища — слияния рек — сюда тоже стоило проникнуть! В момент объединения две большие воды образуют не речную обыденность и не морское безумство, а нечто такое, чему еще нет особенного слова в русском языке. Оно и огромно, и медленно, но не спокойно и не монотонно. Мы счастливы, что увидели этот выдающийся уголок русской природы хотя бы в том возрасте, когда нам уже за 50...
      Зрелище и великое, и занимательное, и печальное: если до устья Воронежа Дон течёт грязно-серой массой, то после слияния с Воронежем он раскрашен в две полосы: западная — такая же серая, а восточная, то есть подарок Воронежа, грязно-зелёная!
      Да, после водохранилища река Воронеж являет собой полную противоположность чистой лесной реке, текущей до водохранилища. Ядовитую зелень сопровождает гнилостный запах. Только я один решился искупаться на небольшом пляжике точь-в-точь около Червлёного Яра, возле невысокого двухметрового обрыва. В теплый сентябрьский день вода приняла меня вполне ласково, но ходить по дну, покрытым 20‑сантиметровым слоем ила, было не вполне приятно. Это не природный целебный ил, это та буйная нечистота, которая не успела отложиться в водохранилище возле города и постепенно дотекла до Дона... Все же приятная встреча с необыкновенным природным и историческим уголком скрашивала все другие впечатления.
      Поговорили с дачниками; поинтересовались, каковы их садоводческие успехи. Здешняя садовая растительность непрезентабельна даже на вид. Разумеется, мы услышали жалобы на песок, который по-прежнему мучает людей не только в XIX, но и в XXI веке, хотя пыльных бурь давно нет. Более того, живущие в городе каждый раз берут с собой в дачную поездку... чернозём. Кто сколько может и на чем может привезти. Там, где поверх песка сыпят чёрную землю, получают неплохой урожай. Конечно, ничего не знают о том, остались ли под песком следы некоего городища (а ведь остатки, наверное, могли уцелеть именно по той причине, что песок «заботливо» укрыл все древние слои грунта несколько веков назад?).
      В целом, историю чтят. Откопав на территории своего «Гигиениста» останки советского солдата, павшего в 1942 или 1943 году, поставили ему самодеятельный памятник на взгорье.
      Но останки средневековой крепости здесь никто не пытался увидеть со времен Вейнберга и Маркова. Ни дачники, ни учёные. Как ни удивительно, настоящие археологические исследования в этой забытой всеми раритетной местности не проводились ни разу.
      Судя по географической структуре возвышенности, здесь не могло быть крепости в период первой славянской колонизации реки Воронеж (в VIII–X веках). Холм совершенно отличается от характерных мысов, которые выбирали, исходя из их округлых или продолговатых выступов и из защищенности глубокими боковыми оврагами. Для полноценной жизни в период феодальной раздробленности Руси такой холм тоже не подходит. Скорее всего, речь может идти только о сугубо военном древнерусском пограничном пункте. А может быть, впоследствии, в Петровскую эпоху, во время активного судостроения, здесь появились какие-либо новые искусственные сооружения для пристани? Об этом ничего не известно.
      Могло случиться и так: из-за песчаных бурь гора сильно изменилась еще до того, как ее посетили Е.Л. Марков и Л.Б. Вейнберг...
      Пример Червлёного Яра убедительно показывает, какие существуют реальные и существенные провалы в археологических данных: не найден не какой-либо один культурный слой на городище — целиком исчезло всё городище! И отсутствие таких данных ощутимо влияет на воссоздание правильной или ложной картины исторических событий.
      Без раскопок Яра невозможно сделать правильные выводы о городище. Тем не менее, примерная историческая картина в районе устья реки Воронеж вырисовывается благодаря другим археологическим находкам и открытиям. И в первую очередь это — открытие культурных слоев XII–XIV веков на пограничном Семилукском городище, которое находится примерно в 18 километрах выше устья. Открытие, сделанное нашими известными учёными А.Д. Пряхиным и М.В. Цыбиным.
      Во-первых, археологи особо отметили существование в этом районе русского пограничья. Во-вторых, они заключили: в XII–XIII веках Семилукское городище могло быть центром местных поселений. По их словам, в «близлежащем районе» есть древнерусские селища, «видимо, составлявшие формировавшуюся вокруг основного поселения сельскую округу» (селища возле сел Шилово, Терновое, Губарево и около южной окраины города Семилуки) 18. Наперекор устоявшейся точке зрения, А.Д. Пряхин с М.В. Цыбиным заявили о здешней южной границе Рязанской земли. Может быть, это некоторое преувеличение, и лучше сказать, что низовья реки Воронеж не относились к Рязанской земле, но входили в зону влияния Рязанского княжества. Как бы то ни было, всё это означает, что надо пересмотреть суждение о том, что сюда незачем было направляться князю Глебу Юрьевичу, шедшему «к Резани»!
      В общую зону пограничья Семилукского городища могло входить и городище Червлёного Яра: то ли как самостоятельная небольшая сторожевая крепость, то ли как подчиненная главной крепости (нет археологических данных — не может быть и каких-либо определенных суждений). Но после монголо-татарского вмешательства крепость Семилукского городища утратила свои функции: находки предметов XIV века весьма немногочисленны. И тогда основным русским объектом в районе слияния Дона с Воронежем должен был остаться Червлёный Яр. Всё полностью соответствует и тексту митрополичьих грамот, и имеющимся на сегодняшний день археологическим достижениям.
      Таким образом, следует реабилитировать Никоновскую летопись. Даже если в ней действительно есть некоторые натяжки, призванные подчеркнуть значение Рязанского княжества, всё равно нет оснований считать слова «к Резани» фальсификацией. Быть уверенным в точности текста невозможно. Однако никак нельзя исключить того, что и эта летопись, и митрополичьи грамоты означают более простые постулаты: христиане жили на окраинной пограничной территории от Червлёного Яра — то есть от урочища при устье реки Воронеж — до караульных селений на Великой Вороне и Хопре. Летописец-переписчик, употребив слово «грады», мог иметь в виду все поселения в низовьях Воронежа, не обязательно городского типа. Что же касается XIV века, когда ряд прежних значимых русских поселений уже исчез, то и в грамотах нет слова «грады».
      Марков с Вейнбергом, возможно, сделали в основном правильные выводы, предвосхитив возможные и невозможные археологические открытия. Тогда парадоксальным образом получится, что правы не современные историки, наделенные солидным научным багажом, а первопроходцы, почти дилетанты, жившие еще до всеобщих археологических раскопок...
      При этом из других документов известно, что примерно за сто верст от устья реки Воронеж — на Хопре возле устья реки Савалы — был еще один Червлёный Яр. Но не очередное загадочное государство, а типичный локальный обрыв или несколько близлежащих обрывов. Для Савалы вообще характерна обрывистая местность, и сегодня в Интернете выставлена прекрасная иллюстрация: яр красноватого цвета 19.
      А как же Яр в «Хождении Пименовом» 1389 года? Надо просто узнать местность, чтобы убедиться, что и тут нет никаких исторических и географических противоречий. На Дону вблизи устья реки Икорец тоже существует приметный, высокий и «Червлёный», обрыв, над которым, к тому же, растет сосновый лес — также «красный». Таким образом, здесь третий Червлёный Яр, отличный от других. Поэтому можно вполне согласиться с теми историками, которые локализуют «Черленый яр», упоминаемый под 1389 годом, в районе Икорца!
      А в целом мне впору согласиться с воронежским историком XIX века М.А. Веневитиновым, который имел хороший опыт чтения русских документов. Он считал, что в вопросе о локализации Червлёного Яра следует говорить лишь о нескольких отдельных урочищах под названием Червлёный Яр...
      Необходимо еще учитывать, что такие топонимы не имели официальной фиксации. Они могли употребляться в разное время, могли быть более или менее употребительными в различных местностях и в разное время. Такого понимания топонимических особенностей иногда не хватает историкам, оттого и не становится топонимика на службу истории. Легче пойти по другому пути — обвинить недостоверным документ, который не вписывается в общую канву...
      Очень надеюсь, что этими записками я приковал внимание многих воронежцев к незаслуженно забытой природной и исторической реликвии.
      
      

Червлёный Яр возле устья реки Воронеж
Рисунок Е.Л. Маркова и Л.Г. Соловьева. 1891 г.


      

Садовое товарищество «Гигиенист». По старинному рисунку Павел Попов с помощью местного жителя ориентируется на местности   
Фото М. Штейнберга

Памятник погибшему солдату
Фото М. Штейнберга

Сориентировались. Так выглядит сегодня Червлёный Яр с речной излучиной
Фото П. Попова
 

Червлёный Яр. Ласточкины гнёзда
Фото М. Штейнберга

Фото на память на фоне слияния Воронежа с Доном. М. Штейнберг и Л. Сотникова
Фото П. Попова

Автор статьи в легендарном урочище. «Только я один решился искупаться на небольшом пляжике точь-в-точь около Червлёного Яра, возле невысокого двухметрового обрыва
Фото М. Штейнберга
      
      

 

Михаил ШТЕЙНБЕРГ

«МАЛЫЙ САТУРН» БОЛЬШИХ КАЛИБРОВ

70 лет назад Воронеж был освобожден

от немецко-фашистских захватчиков

Лето 1942 года было тяжелым. Красная Армия отошла на левый берег реки Воронеж, город практически целиком попал в руки врага. Но уже 7 июля 1942 года был создан Воронежский фронт (командующий фронтом — генерал-полковник Николай Ватутин). В те дни роль обороны Воронежа и части области стратегически сводилась к выполнению очень важной задачи — сдерживать здесь натиск немецких и венгерских дивизий, прикрывая, таким образом, Москву на южном направлении.
      …В декабре прошлого Верхний Мамон встретил нас синим небом, холодом и бесснежьем. Но 70 лет назад было еще холоднее: термометр показывал почти минус сорок градусов. Здесь, на Среднем Дону, утром 16 декабря 1942 года Красная Армия перешла в наступление. 1-я и 3-я гвардейские армии нанесли первый удар по врагу. В конце дня была прорвана оборона противника, и советские войска продвинулись на 25 километров вглубь оккупированной территории. Уже 19 декабря немецкая армия была выбита из Кантемировки, в результате операции было освобождено более 200 населенных пунктов. Под самый Новый год, 30 декабря, весь юг Воронежской области был очищен от врага.
      В ходе выполнения операции «Малый Сатурн», а затем Острогожско-Россошанской и Воронежско-Касторненской наступательных операций войска Воронежского фронта наголову разбили 2-ю немецкую, 2-ю венгерскую и 8-ю итальянскую армии. При этом потери врага составили 320 тысяч солдат и офицеров убитыми и ранеными, а количество пленных, по некоторым источникам, оказалось даже больше, чем под Сталинградом. Успех операции «Малый Сатурн» позволил Красной Армии разгромить врага в Донбассе и не дал германскому командованию укрепить фронт под Сталинградом
      Можно с уверенностью сказать: начало освобождения Воронежа и коренного перелома в ходе Второй мировой войны было положено здесь, на верхнемамонской земле. Поэтому эти дни в Верхнем Мамоне ежегодно отмечаются как Дни воинской славы. На митинге, посвященном 70-летию начала операции «Малый Сатурн», глава Верхнемамонского муниципального района Николай Быков сказал:
      — С детских лет мы знаем, что такое для нас 16 декабря. Именно в этот день наш народ пошел на запад, освобождая страну от фашистских захватчиков. Вечная память погибшим! Полита кровью земля наша, полита потом тех, кто восстанавливал разрушенные села нашего района. Те жизни, отданные за нашу свободу, обязывают нас жить лучше. Добра, здоровья и благополучия!
      Передо мной лежат два тома «Книги Вечной Памяти Верхнемамонского района Воронежской области». Составитель — верхнемамонский писатель и краевед Дмитрий Шеншин.
      Здесь перечислены жители Верхнемамонского района, погибшие в годы Великой Отечественной войны. Это 6 311 человек, перечисленные в алфавитном порядке и посельсоветно.
      Имена, цифры и факты... Судьба верхнемамонцев, наверное, типична для жителей прифронтовой полосы. Они гибли при бомбежках и артобстрелах, их расстреливали, они водили в немецкий тыл советских разведчиков, а после освобождения от оккупации работали на усыпанных неразорвавшимися боеприпасами полях... Поля разминировали бригады подростков. Так многие допризывники не попали в на службу в армию: они (гражданские еще, в сущности, люди) гибли на боевом посту. Но там, где они прошли, можно было пахать и сеять, а потом убирать урожай.
      Операция «Малый Сатурн» имела свое продолжение. Утром 24 января 1943 года Красная Армия атаковала противника в районе Касторного и Воронежа, так началась Воронежско-Касторненская наступательная операция. Несмотря на то, что силы противоборствующих сторон были приблизительно равны, германскому командованию стало ясно, что придется отойти за Дон, поскольку уже к вечеру Красная Армия прошла в сторону Воронежа не меньше 20—25 километров. Перед отступлением немцы приступили к уничтожению города.
      Воронеж уже более 200 дней находился на линии фронта, поэтому разрушения и без того были чудовищными. Пожары и артобстрелы превращали в обгорелые руины целые кварталы. Теперь за дело взялись команды так называемых «факельщиков», о чем советская разведка своевременно доложила командованию. Для спасения города генерал Иван Черняховский срочно двинул подчиненные ему войска вперед. И на следующий день, 25 января 1943 года, Воронеж был освобожден. Глазам бойцов и командиров предстало страшное зрелище: пустой город (жители были выселены, кто не смог уйти — были расстреляны), обгоревшие коробки домов и повсюду кучи кирпичного щебня… Сами немцы, кстати, считали, что если Воронеж и можно восстановить, то на это должно уйти не менее 100 лет: крупных зданий в городе практически не осталось
      Воронежско-Касторненская операция продолжалась до 2 февраля. В результате наступления Красной Армии немцы не смогли подтянуть подкрепление к Харькову и Курску. И, может быть, самое главное: уже имеющиеся здесь силы противника были скованы на месте дислокации, таким образом, Воронежский фронт надежно прикрывал Сталинград.
      Под Воронежем было уничтожено 26 немецких дивизий, 2-я венгерская (полностью) и 8-я итальянская армии, а также румынские части Вражеские войска потеряли 320 тысяч солдат и офицеров. По законам войны, как известно, бòльший урон несет наступающая сторона: мы потеряли около 400 000 человек…
      И не последнее место в обеспечении этой наступательной операции стал «Малый Сатурн». Отступление и затяжные позиционные бои ушли в прошлое, Красная Армия захватила стратегическую инициативу и начала неотвратимое движение на запад. Впереди было еще почти два с половиной года войны. Но Победа была уже близка.

2013 г.

      В продолжение темы.
      Департамент культуры и архивоведения Воронежской области, Воронежский областной Совет ветеранов, Воронежский государственный университет, Воронежский государственный педагогический университет и Администрацией Верхнемамонского района Воронежской области 11–12 апреля  2014 г. провели историко-патриотическую конференцию на тему «Наступательная операция советских войск “Малый Сатурн” — боевой спутник великого Сталинграда».
      Оргкомитет конференции: С.А. Ходаковский — председатель, генерал-майор в отставке; профессор Д.А. Ендовицкий — сопредседатель, ректор ВГУ, Н.И. Быков — сопредседатель, глава Администрации Верхнемамонского района, С.И. Филоненко — сопредседатель, ректор ВГПУ.
      Особенно хочется отметить роль в организации конференции профессора ВГУ, заведующего кафедрой математического моделирования В.А. Костина (Почётного гражданина Верхнемамонского района), директора Верхнемамонского лицея № 1 В.И. Дудкина, директора Кадетского корпуса им. Атамана Матвея Платова В.Н. Ковалёва, генерал-майора в отставке О.Д. Путинцева и председателя общества ветеранов Верхнемамонского района В.Д. Курдюкова.
Конференция торжественно открылась 11 апреля в конференц-зале Главного корпуса Воронежского университета, на открытии с приветственной речью к собравшимся обратился проректор по науке и информатизации ВГУ профессор В.Н. Попов. В ходе конференции её участники заслушали ряд докладов, который сопровождался демонстрацией на мультимедийных мониторах архивных материалов, в том числе и редких, военных лет.
      На следующий день состоялась экскурсионная поездка по памятным местам, связанным с операцией «Малый Сатурн» в Верхнемамонском районе.

Фото: Михаил Штейнберг и Юрий Лебедев

Александр БЕРЕЗЯНСКИЙ

ЛИТВА В ВОРОНЕЖЕ

Мало кто знает, но были времена в истории города,  когда численность его населения увеличивалась по возрастающей и не только благодаря деторождаемости, но и тому, что были войны, были эвакуации и не только из Воронежа, а и сюда на улицы нашего города. Попалось мне несколько фотографий литовцев в Воронеже, заинтересовался и полез я в Интернет —  поискать хоть что-нибудь об этом; и вот вам кое-какие подробности...

 

Первая мировая война и привела Воронеж к «атаке» беженцев аж из самой Прибалтики.

27 ноября 1914 года был учреждено Общество жертв войны (LDNKŠ) и Центральный комитет общества в Вильнюсе принял решение об эвакуации литовских школ в глубь России. И вот летом 1915 года члены общества  K. Olšauskas, J. Vokietaitis и J. Balčikonis отправились на поиски мест эвакуации  для литовских граждан. Посетив многие места, в том числе Курск и Орел, они остановились на Воронеже, где была возможность для размещения школ, студентов. Помимо прочего, в Воронеже было уже много самих школ и научных учреждений, и главное, город был далеко от линии фронта.

Первоначально в наш город прибыло около 900 человек учащихся и членов их семей, и он сыграл важную роль в истории литовской школы.

Так во времена Первой Мировой войны учебные заведения Воронежа не только продолжали работать, но благодаря литовцам, их количество увеличилось.

Появилось 10 новых учебных заведений: начальная школа, средняя школа, учительский институт, народный университет, вечерние курсы и курсы для учителей. Каждый ученик получал поддержку в изучении наук.  Музыкально одаренные дети могли посещать музыкальную школу. Большая поддержка шла от воронежского губернатора.

Крупнейшая литовская школа была создана 10 сентября 1915 года. Большей части ученики были литовцами, но к ним присоединилось 500 учащихся воронежских гимназий. «Литовский Голос» сообщал, что к началу 1916 года в школе училось 399 католиков, евреи, протестанты и православные. В школу были приглашены известные педагоги  J. Jablonskis и J. Balčikonis. Здесь преподавали литовский язык, латынь. Среди литовской диаспоры главная составляющая была в сохранении этноса.

Некоторые литовцы учились в русских школах.

Список литовских учебных заведений в Воронеже:

1. M. Yčo berniukų gimnazija, сентябрь 1915;

2. M. Yčo mergaičių gimnazija, ноябрь 1915;

4. „Saulės“ draugijos parengiamieji kursai, в начале 1916 года;

5. „Saulės“ draugijos pedagoginiai kursai, в начале 1916 года;

6. „Saulės“ draugijos buhalterijos kursai, в 1916 году;

7. Vilkaviškio berniukų gimnazij, в 1916 году;

8. „Saulės“ dviklasė pradinė mokykla, в 1916 году;

9. „Saulės“ Šančių dviklasė pradinė mokykla, в 1916 году;

10. Rankų darbų ir vaikų prieglaudų prižiūrėtojų vakariniai kursai, в 1916 году;

11. Kontralasistentų vakariniai kursai (suteikė teorinių ir praktinių žinių iš įvairių ūkininkavimo sričių: pienininkystės, agronomijos ir pan.), июнь 1916;

12. Vasaros mokytojų kursai, летом 1917 года;

13. Vakariniai kursai suaugusiems, в 1917 году, в июне—июле;

14. Mokytojų institutas, в сентябре 1917;

15. Liaudies universitetas, 1 октября 1917 года.

Отсюда мы видим, как Воронеж расширялся в сфере образовательных учреждений, которые охватывали все звенья самой системы и чтобы что-то открыть, тогда в период войны надо было согласовать большие процедуры.

Революционные события 1917 года докатились и до Воронежа, начинались трудности. Многие руководители литовской диаспоры покинули наши места, но Литва воронежская не исчезла бесследно, ведь потомки тех литовцев, оставшихся в Воронеже и после бурных лет революции и Гражданской войны, живут и поныне здесь.

Посмотрите некоторые фотографии, которые были сделаны в Воронеже в 1915—1918 гг.

На этой фотографии изображён Католический священник,

один из основателей Литовского общества в Воронеже,

Президент Литовской ассоциации жертв войны и литовских школ  в Воронеже  К. Olšauskas.